Почему авиакатастрофы уносят жизни по вине летчиков? Почему могли появиться фальш-пилоты? И почему российских командиров воздушных судов всегда готовы взять на работу на Западе? Об этом «РГ» беседует с экс-замминистра гражданской авиации СССР, заслуженным пилотом СССР, председателем комиссии общественного Совета Ространснадзора Олегом Смирновым.Олег Михайлович, в прошлом году в России 17 авиакатастроф унесли 67 жизней. Как установило следствие, самая страшная, в Шереметьево, когда погиб 41 человек, произошла из-за неверных действий пилота. Я заглянула в архив расследований простых инцидентов: там тоже хватает тревожных пометок — «потеря управления при рулении», «нарушение интервалов эшелонирования», «нарушение правил полетов»… Наших летчиков стали хуже учить?
Олег Смирнов: Надо понимать: простых инцидентов в авиации не бывает. Каждый — несостоявшаяся катастрофа. И анализировать их надо не менее тщательно, чтобы принять конкретные профилактические решения. Что касается трагедии в Шереметьево, то, насколько я знаю, работает группа по выработке дополнительных мероприятий по обеспечению надежности и безопасности полетов на Sukhoi Superjet 100. В частности, они включают совершенствование программ подготовки пилотов применительно к режиму прямого управления на случай отказа бортовой электроники. Это касается всех этапов: взлета, набора высоты, приземления. Подготовлены и проходят межведомственное согласование мероприятия по улучшению тренажерной подготовки. Работа серьезная.
Но проблема значительно шире. На мой взгляд, истинная причина резонансных авиационных происшествий последнего времени в том, что два вектора развития самолетостроения — человеческий фактор и техногенный — движутся не параллельно, а совершенно в разные стороны.
Неужели восстание машин?..
Олег Смирнов: Не будем фантазировать. Однако факт остается фактом: автоматика, роботизация, компьютеризация обернулись для безопасности полетов совершенно неожиданной и опасной стороной. Самолетостроители в погоне за сверхприбылями стремятся напичкать самолеты электроникой, которая позволяет минимизировать издержки. Авиакомпании только «за». Но электронная начинка выключает пилотов из управления. Превращает их в компьютерных операторов, а «киберы» иногда бастуют.
И это подтвердили катастрофы Boeing 737 MAX 8 в Эфиопии и Индонезии, где летчики не были обучены и натренированы должным образом. Результат? Почти 350 жертв принесено роботу — «богу из машины». Boeing 737 MAX 8 показал больше потенциально смертоносных ошибок, чем все его коллеги по небу. Сейчас проблемой эффективного взаимодействия человека и машины плотно занимаются эксперты, все государства — члены ИКАО. Задача найти золотую середину — непростая.
Простых инцидентов в авиации не бывает. Каждый — несостоявшаяся катастрофа. И анализировать их надо не менее тщательно
Кстати, вы видели недавно кадры: пилоты испытательного А350-1000 в Тулузе выполнили первый полностью автоматический взлет? Экипаж включил автопилот сразу на исполнительном старте.
Олег Смирнов: Уверен, это было исключительно в рамках научных исследований. Ими коллеги из Airbas занимаются очень активно. Уже все, по-моему, понимают: передоверие электронике — очень негативный фактор. Если командир только нажимает на кнопки в определенной последовательности, он теряет навык ручного пилотирования. А ведь это последний гарант жизни пассажиров в случае отказа техники. Причем навык дается не конструкторами, не руководителями авиакомпаний, не министрами. Только часами налета, преподавателями авиационных школ. Нет навыка — нет специалиста.
Когда-то очень давно я летал на Ил-18. Первые не были оборудованы электроникой, но потом пошли самолеты с возможностью автоматического захода на посадку. Я уже был командиром летного отряда. Провожу очередной разбор: «Прошу поднять руки командиров, которые заходили «на автомате». А тогда оборудованных для этого аэропортов было раз-два — и обчелся. Домодедово в том числе. Все командиры подняли руки. Я кулаком об стол. Говорю начальнику штаба: «Пиши указание — в хорошую, ясную погоду производить посадки только в ручном режиме!» И это сработало. И до сих пор меня благодарят.
Повторяю: это проблема мировая. Но решать ее в каждой стране должен регулятор. Наш регулятор сделать это сегодня не может.
Почему?
Олег Смирнов: В 2013 году вступило в силу 19-е Приложение ИКАО. В нем четко прописано: каждая из 192 стран — членов ИКАО должна иметь госпрограмму обеспечения безопасности полетов. У нас такой нет. Точнее, есть покрытая мхом программа 2008 года, которая абсолютно не соответствует современным задачам. Не определена персональная ответственность за безопасность полетов. Есть и другие обязательные пункты, которые Россия не выполняет.
Где прячется тормоз?
Олег Смирнов: Лично я вижу корень всех проблем в размытости ответственности между тремя структурами: минтрансом, Росавиацией и Ространснадзором. Внешне российская и американская системы управления гражданской авиацией схожи. Но только на первый взгляд.
Скажем, в США есть FAA — Федеральная авиационная администрация, центральный орган госуправления в области гражданской авиации. Она подчиняется министерству транспорта. Но именно FAA пишет все федеральные авиационные правила и проекты законов. У нас — минтранс. FAA имеет право по сугубо авиационным вопросам напрямую выйти на правительство и президента. А у нас Росавиация, которая всего лишь агентство, оказывающее услуги, — попробуй только. Чувствуете разницу?
Или возьмем расследования. В США этим занимается NTSB — независимый государственный орган, руководителя которого назначает сам президент. И руководитель отвечает тоже исключительно перед президентом. В этом еще одно принципиальное отличие NTSB от российского Ространснадзора, который по положению не имеет права проверять работу по обеспечению безопасности полетов подразделений минтранса и Росавиации. Это как если бы в поликлинике висело объявление: «Мы лечим все, кроме головы».У нас инциденты расследует Росавиация, а авиационные происшествия — Межгосударственный авиационный комитет. Но, как говорят в самом МАКе, его рекомендации выполняются лишь на 30 процентов. И это не вина МАК, полномочия которого не позволяют требовать выполнения всех предписаний. Это вина системы.
Попробуй в США не выполнить предписания NTSB по результатам расследования катастроф. Сразу же последуют многомиллионные штрафы и строгие административные наказания. Этот административный «секрет» и есть превосходство авиационной администрации США над нашей, что наглядно демонстрирует практика: в США несколько лет ни одной катастрофы, у нас — ежегодно. Притом что наши объемы авиаперевозок меньше американских в девять раз.
И что делать?
Олег Смирнов: Есть очень простой способ достичь паритета. В нашей стране до 1990 года весьма эффективно работал Госавианадзор. Он не подчинялся ни министру авиационной промышленности, ни министру гражданской авиации, а напрямую — первому заму председателя правительства. Как только образовали эту структуру, безопасность полетов в СССР быстро вышла на уровень ИКАО и даже обогнала его. Вот что значит правильное структурное преобразование.
Ближайший путь к восстановлению этой государственной системы, на чем настаивают все профессионалы отрасли, — перевод Ространснадзора в ранг Госавианадзора. Тем более что Ространснадзор показал свою эффективность — наработал много новых надзорных приемов. Но у него урезаны некоторые полномочия, что мешает ему развиваться дальше.
Выпустили 800 пилотов. У многих недостаточный налет на двухмоторных самолетах, маленький опыт самостоятельных полетов. Какой он пилот?
Если вернуться к подготовке пилотов, раньше в училищах учили летать в нестандартных ситуациях. А сейчас?
Олег Смирнов: Прежде была четкая система: любой самолет новой марки в первую очередь поступал не в авиакомпанию, а именно в учебные заведения. И на нем обучали и переучивали пилотов. А до этого показывали сваливание в штопор, учили выводу из штопора. Это был жесткий, но единственный урок пилотирования самолета во втором аэродинамическом режиме. Чего сейчас нет. Потому что нет малых отечественных учебных самолетов. Как подобных наших самолетов практически нет и в эксплуатации. Все машины западные, а на них не учат выводу из штопора. И к чему это привело? У всех на слуху крупная катастрофа Boeing 737-500 в Казани: тогда пилоты не смогли вывести самолет именно из такого положения.
А на каких самолетах сегодня проходят летную практику курсанты?
Олег Смирнов: В основном на Cessna 172S, L-410 UVP-E20, Diamond 40, Diamond 42. Самолеты современные, оборудованы «стеклянной» кабиной. Покупаются на Западе со всеми, как вы понимаете, вытекающими финансовыми последствиями. Когда подходят ресурсы, машины надо ремонтировать, менять двигатели и т.д. А запчасти за рубли не купишь — только за валюту. Тренажеров тоже не хватает.
Конечно, большое упущение нашего государственного органа регулирования, что сделали ставку на иностранные учебные самолеты. Но это было вынужденной мерой: отечественный авиапром за прошедшие десятилетия дошел до того, что не в состоянии обеспечить отрасль учебными самолетами.
Летная школа в стране хорошая. В том же Ульяновском институте гражданской авиации опыт огромный. А практики в настоящее время не хватает. Скажем, в прошлом году выпустили 800 пилотов. Ребята выходят с хорошим знанием английского языка. Но у многих недостаточный налет на двухмоторных самолетах, маленький опыт самостоятельных полетов. Какой он пилот? Он не пилот. Потому и появились сотни фальшивых пилотов, необученных летать, но имеющих диплом пилота.
Вы имеете в виду последние скандалы вокруг частных авиационных учебных центров? Как оказалось, два из них вообще не имели необходимых сертификатов и лицензий.
Олег Смирнов: Все это выяснилось в ходе прокурорской проверки из-за катастрофы Ан-148 «Саратовских авиалиний». Но опять-таки тут дело в нюансах. Я не буду углубляться в подробности. Повторю самое главное: в стране нет эффективной системы регулирования гражданской авиации. Более того, местные воздушные перевозки всегда были очень серьезной школой для выпускников летных училищ. Там они набирались опыта на малых самолетах, потом переучивались на средние, а потом — на самые большие. Сейчас эта этапность нарушена.
Минтранс предложил удвоить расходы на подготовку пилотов в государственных учебных заведениях. Сейчас, насколько я знаю, обучение одного летчика гражданской авиации обходится государству примерно в 600 тыс. рублей в год?
Олег Смирнов: Увеличение финансирования на подготовку — это правильно. Люди, которые учат курсантов летному делу, сами должны быть действующими пилотами, да еще с дополнительной квалификацией инструктора. Однако по факту получается, что у инструктора зарплата в 5-6 раз меньше, чем он мог бы получить, работая пилотом в коммерческой авиакомпании. Примерно такая же ситуация и с инженерно-техническим персоналом. Поэтому в училищах нередко остаются люди, которые по каким-то причинам либо не хотят, либо не могут перейти в коммерческую авиацию.
Оставить комментарий